Роль в картине "Розыгрыш" принесла ему известность в шестнадцать лет. Вторая волна популярности возникла после выхода фильм "Гардемарины, вперед!". А недавно он дебютировал на театральных подмостках.
— Дмитрий, насколько мне известно, брак ваших родителей не был прочным...
— Да, они разошлись, когда мне было шесть лет.
— Повлиял ли развод родителей на ваше мироощущение?
— Я не психоаналитик, но думаю, что повлиял. Потому что сугубо женское воспитание накладывает определенный отпечаток, особенно на мальчика. Думаю, что некие женственные манеры, которые, может быть, у меня за¬мечают, — скорее всего от того, что я жил с матерью, без отца. Наверное, присутствует какая-то доля ущербности. На¬верное, есть какие-то комплексы.
— Вам пришлось их преодолевать?
— Нет, они скрыты глубоко внутри и практически не влияют на мою жизнь. А поскольку я открыто говорю о них, то это уже не комплексы в полном смысле этого слова. Но это со¬вершенно отдельная тема, такая фрейдистская, по-моему.
— По статистике, дети разведенных родителей тоже в большинстве случаев разводятся.
— Ну да, я и разводился.
— Ваша старшая дочь, поди, невеста?
— По восточным меркам в общем-то уже замуж должна выйти. Ей 14 лет скоро исполнится.
— Ваши киногерои — это олицетворение смелости, от¬ваги, храбрости, мужества...
— А при чем здесь мои герои? Они часть моей профессии, и не более того.
— Вы хотите сказать, что ваши герои — это одно, а вы — совсем другое?
— Конечно. Роли не имеют прямого отношения к личности актера. Вот вы сейчас пишете обо мне, а потом будете пи¬сать о ком-то другом — это же ваша профессия. Также и ак¬терская профессия — играть разные персонажи.
— Приключенческая лента о гардемаринах имела шум¬ный успех, а в вашей настоящей, не экранной жизни ча¬сто случались события, которые могли бы послужить сюжетом для фильма?
— Я не считаю их настолько яркими, что они могли бы стать сюжетом фильма. Когда-то, по молодости лет, я ездил автостопом в Ригу и в Ленинград. Видел пустыню. Где я толь¬ко не был на самом деле! Например, в Мексике в 1987 году, когда еще никто знать не знал о том, какой там кладезь куль¬туры в виде разных сериалов.
— Ваши киногерои скачут на конях, дерутся на шпагах, совершают рискованные трюки. Вы все делаете сами или это дублеры?
— Так не бывает, чтобы все сам или все не сам. Обычно серединка на половинку. Все, что я могу делать, я делаю. То, что касается сложных трюков, связанных с риском для жизни, исполняют профессионалы. Это их дело, и артист не может, не имеет права рисковать собой, поскольку этим он ставит под удар весь съемочный процесс. Я сам скачу на лошади, если это просто верховая езда, а не какие-то рискованные па¬дения. Фехтовать я тоже умею в той степени, в какой это не¬обходимо для актера.
— Но под гитару-то вы поете сами?
— Под гитару сам.
— Правда, что в «Гардемаринах» вы пели за всю чет¬верку?
— Нет, я пел всего три песни, и не за четверых, а только за себя, за других пели «Доктор Ватсон» и Олег Анофриев. Наверное, вы имеете в виду тот кадр, в котором было три человека, а голос один. Это действительно пел я. Там шла такая песня: «Не вешать нос, гардемарины...»
— С недавних пор вы играете в театре. Что, всерьез решили посвятить себя сцене?
— Не всерьез такие вещи не делаются. Если я играю уже в двух спектаклях в Москве и практически год езжу с гастроля¬ми по стране, то, наверное, не в шутку же все это делаю. Я знал, что когда-нибудь приду в театр, и совершенно не жалею о том, что так получилось. Последние полтора года театр зах¬ватил меня целиком.
— Кого вы играете — героев-любовников?
— Нет, характерные роли.
— Ну, и как вам на сцене? Каковы ощущения?
— Очень нравится. Это, пожалуй, самое интересное из того, что происходит сейчас. С приходом в театр моя жизнь обрела какой-то новый смысл. Я открыл для себя совершенно особый источник вдохновения. Потому что кино в плане каких-то твор¬ческих открытий для меня было исчерпано.
— Хотя ваша судьба в кино более чем благополучна...
— Ну, благополучие и какое-то открытие — это же абсо¬лютно разные вещи. Театр — это живой, творческий процесс, который ощутим, осязаем. Кино — это очень дробленый вид искусства, там только конечный результат может дать ответ на вопрос, правильно все было сделано или нет. Кино в общем-то режиссерский вид искусства.
— Что еще новенького в вашей жизни?
— Тридцать семь лет мне исполнилось — возраст особый, этапный. Для многих он стал определенной чертой и даже последним рубежом. Возраст подведения итогов, переоценки ценностей, осознания своего места в окружающем мире. А также кризис среднего возраста. Действительно, очень много важных событий произошло у меня именно в тридцать семь лет. Я увлекся театром, у меня появилась новая квартира, жена беременна.
— Кого вы ждете?
— Там уже все просветили, говорят, будет мальчик. Хотя рассказывают, что были случаи, когда УЗИ показывало маль¬чика или даже двойню, а рождалась девочка.
— В вашей жизни было немало утрат и разочарова¬ний. Как вы вообще к этому относитесь?
— С легкостью отношусь, как ни странно. Хотя потеря по¬тере рознь. Если теряешь дорогого, близкого тебе человека, то, конечно, страдаешь. Если говорить о потерях людей не в физическом смысле, а в смысле их ухода из моего круга об¬щения — а я многих терял, — то у меня, как правило, это происходит с легкостью. Потому что я до последнего верю в человека, в его добродетель. И если уж расстаюсь с ним, то не жалею об этом, потому что все шансы были использова¬ны.
— Вы расстаетесь с людьми раз и навсегда или спо¬собны через какое-то время забыть обиды?
— Когда один человек расценивает поступок другого как предательство, когда у них возни¬кает разница интересов или взглядов и это достигает точки кипения, люди расстаются. Такое бывало и в моей жизни, я об этом не жалею. По крайней мере я остался самим со¬бой, а не мучился от компромиссов и попыток понять и принять сторону, которая мне совер¬шенно не близка. По-моему, жить не любя или общаться, не видя в этом смысла и инте¬реса, — это мучительнее, чем расставаниел
— Говорят, с некоторых пор вы не употребляете спиртное.
— Первый раз я завязал на три года, вто¬рой раз не пил год, потом еще год, сейчас опять не пью. Я могу подолгу не пить, а по¬том отпускаю себя — позволяю расслабиться. Это, конечно, печально заканчивается — ка¬пельницами, тяжелым выходом. Я человек, ко¬торый ни в чем не знает меры. В том, что мне доставляет удовольствие, я исступленно иду почти до смертельного конца (смеется). Это касается практически всего, и отношение к алкоголю — одно из самых ярких таких про¬явлений.
— Каким вы видите себя в старости?
— Ой, не знаю. Я фаталист, живу тем, taj мне предлагает судьба. Я безгранично дове¬ряю ей и считаю: чему быть, того не мино¬вать. Это не значит, что я плыву по течению, нет. Наверное, я все-таки использую те воз¬можности, те шансы, которые порой дает мне судьба. Но при этом я очень не люблю гада¬ние на кофейной гуще, не люблю гороскопы, предсказания цыганок, вообще не люблю зага¬дывать наперед, потому что это делает мою дальнейшую жизнь бессмысленной. Так или иначе человек начинает испытывать зависи¬мость от прогнозов на будущее, которые он получил.
— Другими словами, вы рассчитываете только на себя?
— Мне вообще так интереснее жить. Не зная, что будет завтра, не планируя каких-то глобальных вещей, не задумываясь над тем, сколько у меня будет детей, жен, каким я буду в старости, когда я умру и так далее.
— С вашей внешностью можно было бы неплохо зарабатывать в рекламе. Вы принципиально не хотите «торговать ли¬цом»?
— Дело не во внешности. Просто не хочу этим заниматься. Я вовсе не осуждаю тех артистов, которые снимаются в рекламе, — это в принципе чисто актерская работа, ма¬ленькие роли. Но если менталитет западного человека нормально воспринимает такого рода деятель¬ность, то мы еще не очень к этому готовы. Должно пройти какое-то время. Вот я из тех людей, которые психологичес¬ки еще не созрели. Хотя были очень заманчивые предложе¬ния. Однажды, правда, я снялся в рекламе итальянской фирмы, они мне за это полностью оборудовали кухню. Ос¬настили ее такой техникой, что грешно было бы не сняться (смеется). А потом мне не стыдно было рекламировать то, чем я пользуюсь на самом деле.
— Кухня, дом, жена, дети — послушать вас, так вы просто образцовый семьянин...
— Нет-нет, это не так. Наверное, в жизни каждого человека семья занимает не последнее место. Много она значит и для меня, но моя беда в том, что я идеалист и в связи с этим претерпеваю массу неприятностей, сталкиваясь с далеко не идеальными обстоятельствами жизни. От этого я раздража¬юсь, растрачиваюсь по пустякам, вместо того чтобы не обра¬щать на них внимания.
— Вы имеете в виду чисто житейские неприятности?
— Неприятности они ведь тоже разные бывают. Я имею в виду дела домашние. Иногда не все складывается так, как мне хотелось бы, и от этого я страдаю. Но это личная жизнь, я не хочу о ней говорить. Наверное, не может быть все гладко, ладно, стройно и сыто, потому что это тоже скучно. Такая упакованность ведет к равнодушию. Видимо, психика сама требует каких-то раздражителей. И находит их.
— Читатели могут подумать, что в домашнем кругу вы раздражительный, желчный, мелочный человек...
— Я разный, в зависимости от времени суток, от настрое¬ния, от того, вдвоем мы или нет. Я люблю приятных гостей. А еще держу животных, они очень успокаивают. У меня ирланд¬ский сеттер по кличке Форест и кошечка Ксюша — черная с белыми лапками.
— Кто гуляет с собакой?
— Иногда я, но в основном Марина, она же всегда дома.
— Где вы познакомились со своей супругой?
— В 1989 году в Одессе, где я снимался у Леонида Гайдая в фильме «Частный детектив или Операция «Кооперация». А она — это была ее первая работа в кино — снималась у Александра Зельдовича в фильме «Закат». Мы жили в одном туркомплексе.
— И ваше знакомство перешло в прочный союз?
— Прочный или не прочный, не знаю, но годы подтвержда¬ют, что все было не случайно. Ведь, несмотря ни на что, мы вместе почти девять лет.
— Что вы подарите супруге на 8 Марта?
— Она любит ювелирные украшения, дорогую бижутерию. Но что подарю на этот раз, пока не знаю. Цветы — во всяком случае обязательно. Мечтаю, чтобы Марина родила сына именно 8 марта — это был бы лучший подарок и ей, и мне.
— Желаю, чтобы ваша мечта сбылась.
— Спасибо. А я, пользуясь случаем, поздравляю всех чита¬тельниц «Семьи». Любви и счастья вам и вашим семьям!
Виталий СЫЧЕВСКИЙ Фото Дмитрия ФЕКЛИСОВА
«Семья», № 9, 1998
|